Том 8. Пьесы 1877-1881 - Страница 90

Вера Филипповна подводит его к креслу и сажает его. Все окружают Каркунова. Вера Филипповна становится на колени подле него.

Владей всем, владей! Тебе и владеть! А я должен благодарить бога, что нашел человека, который знает, на что богатым людям деньги даны и как богатому человеку проживать их следует, чтоб непостыдно мог стать он перед последним судом.

1879

Невольницы

Действие первое

ЛИЦА:

Евдоким Егорыч Стыров, очень богатый человек, лет за 50.

Евлалия Андревна, его жена, лет под 30.

Никита Абрамыч Коблов, богатый человек, средних лет, компаньон Стырова по большому промышленному предприятию.

Софья Сергевна, его жена, молодая женщина.

Артемий Васильич Мулин, молодой человек, один из главных служащих в конторе компании.

Мирон Ипатыч, старый лакей Стырова.

Марфа Севастьяновна, экономка.

Гостиная в доме Стырова; в глубине растворенные двери в залу, направо от актеров дверь в кабинет Стырова, налево — в комнаты Евлалии Андревны. Мебель богатая, между прочей мебелью шахматный столик.

Явление первое

Марфа (входит слева), Мирон (заглядывает из залы).

Мирон (кланяясь). Марфе Савостьяновне!

Марфа. Мирон Липатыч! Да взойдите, ничего…

Мирон входит.

Какими судьбами?

Мирон. Барина навестить пришел, наслышан, что приехали.

Марфа. Приехали, Мирон Липатыч.

Мирон (нюхая табак). На теплых водах были?

Марфа. На теплых водах. Были и в других разных землях, два раза туда путешествовали… Ну, и в Петербурге подолгу проживали. Много вояжу было; прошлое лето вот тоже в Крым…

Мирон. И вы завсегда с ними?

Марфа. В Крыму была; а то все в Петербурге при доме оставалась.

Мирон. Постарел, я думаю, Евдоким Егорыч-то?

Марфа. Конечно, уж не к молодости дело идет, а к старости, сами знаете. Ведь вот и вы, Мирон Липатыч…

Мирон. Ну, мы другое дело: у нас это больше… знаете… от неаккуратности.

Марфа. А вы неаккуратность-то эту все еще продолжаете?

Мирон. Нет, будет, довольно, порешил… все равно как отрезал. Теперь уж ни Боже мой, ни под каким видом.

Марфа. И давно вы это… урезонились?

Мирон (нюхая табак). С Мироносицкой предел положил. Думал еще со Страшнóй закончить; ну, да, знаете, Святая… потом Фомина… тоже, надо вам сказать, неделя-то довольно путаная. Попрáвная неделя она числится; голова-то поправки требует, особенно на первых днях. Ну, а с Мироносицкой-то уж и установил себя как следует. И вот, надо Бога благодарить, Марфа Савостьяновна, до сих пор… как видите! И чтобы тянуло тебя, манило, али тоска… ничего этого нет.

Марфа. Ну, укрепи вас Бог!

Мирон. Очень чувствительный я человек, Марфа Савостьяновна, — сердце мое непереносчиво! Обидит кто или неприятность какая, ну, и не сдержишь себя. Не то чтоб у меня охота была или какое к этой дряни пристрастие; а все от душевного огорчения.

Марфа. Разно бывает, Мирон Липатыч: кто от чего. Но, при всем том, безобразие-то все одно.

Мирон. Так, значит, состарились мы с Евдокимом Егорычем?

Марфа. Да, таки порядочно. Коли вы его давно не видали, так перемену большую заметите.

Мирон. Три года не видал. Как тогда поженились, так мне от места отказали, молодую прислугу завели. Нет, Марфа Савостьяновна, пожилому на молоденькой жениться не след.

Марфа. Да ведь она не то чтобы очень молоденькая, двадцати пяти лет замуж-то шла.

Мирон. Самый цвет… вполне…

Марфа. Да вот уж три года замужем.

Мирон. Все-таки женщина в полном своем удовольствии; а мы-то с Евдокимом Егорычем уж скоро грибы будем. Старый-то на молодой женится, думает, что сам помолодеет; а заместо того еще скорее рушится, в затхлость обращается.

Марфа. Почему вы так полагаете? Отчего ж бы это?

Мирон. От сумления.

Марфа. Может быть, и правда ваша.

Мирон. Старый человек понимает, что молодая его любить как следует не может; ну, и должен он всякий час ее во всем подозревать; и обязан он, коли он муж настоящий, за каждым ее шагом, за каждым взглядом наблюдать, нет ли какой в чем фальши. А ведь это новая забота, ее прежде не было. А вы сами знаете: не лета человека старят, а заботы.

Марфа. Да, уж настоящего спокою нет.

Мирон. Какой спокой! И я про то ж говорю. Я теперь Евдокима Егорыча — ох! как понимаю. Опять же не из своего круга взята.

Марфа. Какого вам еще круга? Маменька их в заведении, которое для барышень, главная начальница.

Мирон. Мадамина дочь, вроде как из иностранков.

Марфа. Вы это напрасно… Только что обучена на всякие языки, а природы нашей, русской.

Мирон. А промежду себя они?..

Марфа. Ну, конечно, не так, как молодые…

Мирон. Контры выходят?

Марфа. А все ж таки…

Мирон. Стражаются?

Марфа. Что вы, как можно! Несогласия между ними незаметно.

Мирон. И часто у них это бывает?

Марфа. Что?

Мирон. Стражение?

Марфа. Да что вы, какое стражение? Из-за чего им? Живут как следует, как все прочие господа.

Мирон. Ведь вы правды не скажете: женская прислуга всегда за барыню; плутни у вас заодно, а за маклерство вам большой доход. У Евдокима Егорыча, как я вижу, нет никого, чтобы преданный ему человек был: поберечь его некому. Значит, Евдокиму Егорычу верный слуга нужен. Я теперь понял из ваших слов все дело.

Марфа. Вы зачем же к Евдокиму Егорычу?

Мирон. Слышал, что у них камардина нет; так хочу опять к ним проситься.