Евлалия. Это выше сил моих! Нет! Вы будете исполнять мои приказания! Я буду следить за вами, не спущу с глаз. Если вы вздумаете свататься или ухаживать за какой-нибудь женщиной, я тогда не пожалею ни вас, ни себя; я не побоюсь никакого скандала: я открыто объявлю и мужу, и всем, что вы меня завлекали.
Мулин. Что вы, что вы!
Евлалия (не слушая). Что я вышла замуж для вас, что между нами было условлено.
Мулин(с испугом). Евлалия Андревна, успокойтесь!
Евлалия. Вам этого мало? Я лишу себя жизни. Вот видите! (Вынимает из кармана пузырек.)
Мулин(прочитав надпись). Nux vomica, это целибуха, стрихнин, этим не шутят.
Евлалия. Да я и не шучу. Если бы ваше сватовство удалось, меня бы не было на свете. Все мечты, все надежды разбиты; разве можно жить после этого, разве можно?
Мулин. Евлалия Андревна, я ведь не знал… я думал…
Евлалия. Что же вы думали? Ах, не говорите, не огорчайте меня еще! Я и так глубоко, глубоко несчастная женщина. (Плачет.)
Мулин. Евлалия Андревна, успокойтесь, успокойтесь! Я виноват действительно, я сознаюсь.
Евлалия. Очень, очень виноваты.
Мулин. Я сознаюсь, сознаюсь. Ну, простите меня! Этого вперед не будет, поверьте. Простите меня.
Евлалия. Я прощу вас, конечно… Что же мне делать? Только не покидайте меня так безбожно.
Мулин. Нет, нет, уверяю вас. Успокойтесь, вы так взволнованы!
Евлалия. Погодите… погодите! Дайте мне собраться с мыслями!
Мулин. Я теперь вижу, какое беспокойство и огорчение я вам доставил, и прошу вас извинить меня. Моя прямая обязанность была беречь вас и покоить, удалять от вас всякие неприятности и огорчения…
Евлалия (не слушая). Я не дурная женщина, Артемий Васильич. Вы не судите меня по моим вспышкам. Я иногда сама себя не узнаю, иногда сама пугаюсь своих слов.
Мулин. Ну, простите меня, и кончено дело.
Евлалия. Я вас прощаю.
Мулин. Заключим вечный мир!
Евлалия. Да, вечный, вечный.
Мулин. И чтоб уж больше не вспоминать никогда об этом.
Евлалия. Никогда.
Мулин. Ну вот, по рукам. (Целует руку Евлалии.) Прекрасно. Через час или через полтора я приду к вам чай пить и останусь у вас, сколько вам угодно.
Евлалия. Так смотрите же, я буду ждать вас! Через час?
Мулин. Через полтора.
Евлалия. Постойте! (Кладет руку на плечо Мулина и долго смотрит на него.) Вы поэт?
Мулин. Не замечал этого за собой.
Евлалия. Вы скрываете. Принесите мне как-нибудь ваши стихи, мы будем читать вместе. Так через час?
Мулин. Через полтора. До свидания, до скорого и приятного свидания! (Целует руку Евлалии и идет в залу.)
Евлалия (у дверей). Так через час?
Мулин. (из залы). Вернее, что через полтора.
ЛИЦА:
Стыров.
Евлалия Андревна.
Мулин.
Марфа.
Мирон.
Кабинет Стырова; в глубине дверь в гостиную, направо во внутренние комнаты; богатая кабинетная мебель в беспорядке; камин, на нем часы и проч., большой письменный стол, на нем ящик с сигарами, золотой портсигар, разные вещи и бумаги; всё в беспорядке.
Мирон (один, стоит посредине комнаты).
Мирон. Трещит моя головушка, врозь разваливается! (Смотрит в каминное зеркало.) Ого, физиономия-то! Эна, а! Ах, шут-те! Точно из аду на время выпущен. Отделал я себя за неделю-то! Что говорил, что творил, ничего не помню. Барин-то приехал, посмотрел на меня, только головой покачал. Как ее теперь поправишь? (Смотрит в зеркало.) Вона, глаза-то! Как у разбойника; точно в семи душах повинился. Разве вот что?.. Постой! (Достает платок из кармана.) Я щеку завяжу, будто зубы болят. (Завязывает щеку.) Вот так. (Смотрит в зеркало.) Ну, вот, теперь не в пример лучше. Больной человек, больше ничего сказать нельзя. Теперь кто ни взгляни, особенно если он человек с душой, так пожалеть должен, а не то чтобы… (Смотрит по сторонам.) За что взяться-то, не знаю, руки-то точно не свои. В кабинете-то с самого баринова отъезду не убирал ни разу. Пыли-то, пыли-то! Уж не трогать (махнув рукой), а то хуже. После уберу.
Входит Марфа.
Мирон и Марфа.
Марфа. Мирон Липатыч, где Евдоким Егорыч? Евлалия Андревна прислали узнать.
Мирон. В контору пошел.
Марфа. Что это вы, как подвязались?
Мирон. Зубами маюсь.
Марфа. Ну, да ведь оно даром-то не проходит; надо ж чему-нибудь быть. Жаловаться не на кого. Ведь оно, вино-то, разно уродует человека: у кого зубы, у кого что; а кого и вовсе перекосит. Как Евдоким Егорыч рано приехали!
Мирон. В семь часов, я только успел глаза продрать.
Марфа. Уж вы больно долго нежитесь. Нет, уж я чай пила, как Евдоким Егорыч приехал. Сейчас свежего чаю заварила хорошего, в одну минуту и подала ему. Оно и хорошо; с дороги-то приятно, и спрашивать да дожидаться не заставила; значит, аккуратность, как будто его ждали!
Мирон. Что ж аккуратность! И у меня, кажется, все в порядке.
Марфа. Уж какой порядок! Черт ногу переломит. Вы посмотрите, что в кабинете-то! У хорошего кучера в конюшне чище.
Мирон. Вы сами не знаете, что говорите. Нешто вы можете понимать, что такое кабинет?
Марфа. Жаль, не знала я, что здесь такой беспорядок, я бы убрала на досуге за вас.
Мирон. Ну да, как же! Так бы я вас и пустил в кабинет! Сюда без Евдокима Егорыча, окромя меня, никому ходу нет; потому за каждую малость я отвечаю. Он не любит, чтобы в кабинете какую вещь трогали; у него что где лежало, чтобы там и было. Как же я тут стану убирать? А ну, сдвинешь, переложишь али пошевелишь что! Ан за это неприятность бывает нашему брату. Нет (грозит пальцем), тут чтобы ни синя пороха!.. А вот Евдоким Егорыч посмотрит, увидит, что все на своем месте, ну, тогда я и уберу. А то беспорядок! Да в кабинете так и должно! Вы этого понимать не можете.